Ignaty L.
дополнения,
примечания и
комментарий
к изложению «во едину от
суббот»
Хотя в
изложении, по понятным причинам, и звучит мотив „согласования" библейского
текста с эволюционной теорией, и будет звучать в дальнейшем, у автора нет
никакого желания доказывать, что эволюционная теория „не противоречит"
христианскому мировоззрению, и поэтому,
дескать, он её готов принять в качестве рабочей версии. Автор использует
эту теорию, в её пока далеко не совершенном виде, для того чтобы вскрыть не совсем заметный пласт в христианской
антропологии, нынешнее состояние которой сильно беспокоит автора.
-Человек есть, а учение о человеке всё ещё остаётся нераскрытым, благодаря
распространённому мнению, что „Библия, это книга о том, куда идти, а не о том,
как мы появились".- Это должно тревожить и подталкивать к поискам новых
путей к „началам" человеческого
существования, потому что Библия это во-первых далеко не „книга куда
идти", а во-вторых совсем уж книга не „не о том, как мы появились",
учитывая объём всех родословных. И потом,
если Господь есть „Альфа и Омега", то почему мы в познании открывающегося
нам в творении Бога, так сосредоточены на „Омеге"? А, между тем,-„важны начало и конец",- говорил св. Серафим
Саровский.... - Автор берёт эволюционную теорию как рабочий материал.
Тем самым автор слабо лишь пытается подражать родоначальнице научной археологии
св. Елене, не гнушавшейся лопатой, благодаря кропотливым трудам которой, мы
обрели Двунадесятый праздник. Эволюционная теория очень хороший, очень добротный и очень интересный рабочий материал для
антропологии и просто неразумно им не воспользоваться.
Несмотря на очевидное
высокомерие нынешней биологической науки, было бы несправедливым обращать
внимание только на высокомерие и не обращать его на тот превосходный инструмент, благодаря которому биологическая наука стала
на всё смотреть свысока. Ибо, признаемся, что не было ещё в истории
науки столь заметной, столь полемичной и,
вместе с тем, столь живучей теории, как теория эволюции. Всякий, знакомый
с этой теорией, понимает о чём идёт речь. Он знает, что никакая другая
теория не выдержала бы натиска такого количества серьёзных контраргументов,
чтобы не дать трещину, сколько дарвиновская теория „происхождения видов путём
естественного отбора". Эта теория не только пред-упредила, пред-угадала
большинство возможных контраргументов, но и, выдержав
все существенные нападки, обогатилась за счёт них встречными аргументами,
подтвердила их новыми наблюдениями, и, совсем не претерпев изменений в своей
основе, остаётся на сегодняшний день, пожалуй, одной из самых неуязвимых
и защищенных фундаментальных теоретизирований последних двух веков. Все
аргументы „против" оказались значительно слабее аргументов „за". Это
следует признать.
Однако адепты эволюционной
биологии ждут, как кажется, совсем других признаний от христиан, согласных с
этой теорией: „...им следует быть готовыми к принятию всех следствий из занятой эволюционистской позиции и, в том числе, признать, что Бог, судя
по всему, реализует Свой замысел в мире
посредством столь малоприятного механизма, как борьба за существование.
Последнее обстоятельство, кстати, больше всего беспокоило Дарвина и, несомненно,
стало одной из главных причин, склонивших его к агностицизму" (М.Рьюз
„Наука и религия: по прежнему война?", Вопр. Филос. 2,1991, стр.52).
Подтекст понятен. Понятен и намёк
на „последнее обстоятельство". Сейчас мы затрясёмся от негодования перед „соблазнителями": „этого
Вы от меня никогда не дождётесь, гражданин Гадюкин". А что здесь,
собственно этакого, что
подобного „признания" ожидают с таким плохо
скрываемым сладострастием? И в чём здесь открытие именно биологической науки? -
в биологической только стороне этого
процесса… И никак не больше. Я совершенно признаю, что Бог „реализует
Свой замысел в мире посредством столь малоприятного" для сатаны
„механизма, как борьба" человека с духами злобы поднебесной, и что в этой
брани, не без вины человека, „вся тварь совокупно стенает и мучится
доныне". Всякая тварь вовлечена в эту борьбу за жизнь на своём
уровне.
А вот в „последнем обстоятельстве", надо
признать, виноваты сами христиане... Дарвин, как
и очень многие, пал жертвой нашей совершенно корявой теодицеи...
Не чрезмерная наблюдательность подвела Дарвина. Ему
„помогло" тогдашнее „охраняющее" положение богословской науки
отвернуться от Бога. Та изощрённая жестокость, которая царствует в мире,
привели учёного к мысли, что такой мир не мог быть сотворен благим Богом. А другого бога Дарвин не
признавал. И утратил веру.
Но разве
мы здесь не солидарны - в том вопросе, что другого бога, кроме как Бога
благого, мы не признаём? И разве мы слепы, чтобы не видеть что мир жесток? „И
увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма." Отсюда вся
наша „защита" Бога - от боязни. Не от страха Божия, а от боязни быть
обвинёнными человеками.
Принимая эволюционизм, мы,
читая каменную летопись земли, видим, что не было в земной истории периода, когда не разворачивалась бы в живом мире
жестокая кровавая драма. Что и на человека нельзя целиком свалить вину
за изменение животного мира, последовавшего
за грехопадением, потому что за сотни миллионов лет до появления человека по
планете бродили, ползали, летали, плавали такие монстры, которые совсем не
соответствуют тому образу, который видится нам в Писании: „что это
хорошо". И звери и пресмыкающиеся, и
птицы, как можно видеть, совсем не „зеленью травною" питались, а рвали плоть
друг друга, как и поныне рвут. Про насекомых вообще говорить нечего - страшный
мир. Как же это может быть „хорошо весьма"?
Мы или должны иметь внятную
апологетику, или отказаться вовсе от апологетики, предоставив Богу Самому защищать религиозное сознание человека, ибо то
как богословы „защищают" Бога,
скорее плодит атеистов, чем обращает людей к Церкви. Наша нездоровая рефлексия
всё с самого начала опровергать, делать это безграмотно, наукообразно, ссылаясь
вечно на какого-то „профессора на
пенсии", который „всё ясно доказал..." и т. д., является не последним
источником скептического агностицизма. Наша невнятность, невразумительность в объяснении причины зла в мире является главным,
первейшим источником появления и распространения
атеизма. Ибо корень атеизма в проблеме зла. Человек восстаёт против Бога, спотыкнувшись
о неблагого бога. Т.е. - человек восстаёт против Бога, споткнувшись -
как всегда - о дьявола, и мы - как всегда -
не можем, не в состоянии это объяснить. Мы никак не можем отделить мир,
сотворенный Богом, возлюбленный Богом, от „мира сего", властелином которого
является падший ангел. Они перемешаны - мир и „мир сей", но они не слиты и
могут, должны быть различимы.
Мы должны себе ясно уразуметь, что Писание в
начальных своих главах повествует не только о том, что сделал Бог, созидая мир,
несколько раз нарочито подчёркивая, что всё творимое „хорошо", но и о том,
что в этот мир было привнесено сатаною. „Змей был хитрее всех зверей
полевых, которых создал Господь Бог." „Был хитрее" - не указание ли
на связь сатаны с тварным миром? -Сказанное о змее в третьей главе Бытия,
требует особого рассмотрения.
***
„...Тварь с надеждою ожидает
откровения сынов Божиих: потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама
тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих"
(Рим. 8; 19-20). С этого и начнём, с „покорившего". Стандартное
толкование - речь идёт о Боге, Который покорил тварь человеку.
Толкования следует признать
совершенно непригодным. Оно восходит корнями всё в то же „предвидение" Богом человеческого падения и связует между собой такие
несвязуемые понятия, как: Бог - с одной стороны и „суета", „рабство
тлению" - с другой. „Кто кем побежден, тот тому и раб" (2Пет. 2; 19).
Тварь находится в рабстве тлению, значит она тлением и побеждена,
порабощена, покорена. „Завистью дьявола вошла в мир смерть" (Прем. 2;
24). Смерть и тление имеют источником дьявола. И „покоривший" тварь
„суете" и в „рабство тлению" это - дьявол.
В Откровении (8-9 гл.)
говорится о поражённой „трети" тварного мира. Нам думается, что это и есть
качественная волость сатаны. На какую-то „треть" вся вселенная обольщена, „перехитрена" змеем. И человек был не
первым, кого обольстил дьявол. Уже самим своим предательством, сатана
внёс разрушительное семя во вселенную. Если уж человек, за каких-то несколько
тысяч лет своей жизни, сумел проникнуть в живую клетку, то неужели падшие
духи, имеющие гораздо больше возможностей для этого, за
миллионы лет своей жизни оставляли живые существа в покое?
Мир,
каким мы его видим, не таков, каким он был задуман Творцом. Весь мир зашит в „кожаные одежды", защищающие его от дьявола. Сатана принёс в мир
вечную смерть. Господь ограничил смерть, не дав живым существам развиваться в
материальные подобия бесов. Мир „весьма
хорош" по своей природе, данной ему Богом. Но мир полон семян
природы совершенно чуждой,
враждебной ему. Мир заражён семенами духа-поработителя. „Всякое растение,
которое не Отец Мой небесный насадил, искоренится" (Мф. 15; 13).
Судя по
всему падение сатаны произошло очень давно по нашим человеческим меркам. Сатана возмечтал стать богом для живых существ, и всюду, где видел жизнь,
он норовил насадить свою власть. Но творение шло к своей вершине и из недр
порабощенного мира рождалось существо, пред-уготовленное Самим Богом для
владычества. Человеку требовалось посрамить
узурпатора и вернуть творение Богу. Уже само появление человека из среды мира
посрамило дьявола, показало ему, что все его потуги были суетны, что и там, где
он казалось бы „царствует", его иллюзорная власть подходит к концу.
Мир жил в борьбе за
существование. Каждое существо боролось с „третью" теми средствами, что дал ему Бог. Для каждого существа
этот мир на „треть" агрессивен: для зайца агрессивен охотящийся за
ним волк, для волка - постоянно убегающая пища - заяц. Да, убежавший заяц
„агрессивен" как отнятый кусок. Жизнь прекрасна в этом некомфортном мире.
И смерть составляет главный дискомфорт. И смерть есть порождение дьявола, его
самая „талантливая" стряпня. Мир борется за жизнь, а совсем не
сдаётся на милость победителю, значит мир свободнее
сатаны. Каких бы чудищ не порождал естественный отбор, все они были свободны в главном - они выбирали
жизнь. Тварный мир видится жестоким, но он просто болен. Его злость,
капризность - от бьющей его лихорадки.
В мире
свершалась воля к жизни и свободе, и из среды мира Бог подъял человека, чтобы исцелить заражённый мир. Тварь, властелином которой восхотел стать дьявол,
сама должна определиться в выборе волеизъявлением венца творения - человека.
Мир передал ему свой выбор - волю к жизни, и человек должен, данным ему от Бога
даром, довершить эту „борьбу за существование".
*** далее>>>
|
