Я не знаю как в захолустных уголках планеты, но Россия страна православная. Тут у нас есть несколько иностранцев с, до сих пор нами не захваченных Европы и Америки – пусть скажут: есть ли где зарубежом такая активная православная, да и вообще христианская жизнь как в рунете. Думаю – нигде нету.  Нет нигде, полагаю, такого гигантского сборища настоящей православной мысли, как, например, форум диакона Кураева, где ежеминутно маячит в прицеле миссионерского зрачка три-четыре сотни ищущих православной правды безбожников.
Стукаясь друг об друга, эти люди заряжаются хоть плохонькой, но миссионерской статикой, получая взамен своих мозгов легкую дымку ощущения, что им надавали пЕнделей.
Не будем судить их строго. Их час придет и они ринутся. Но сейчас речь о другом.
Имеем ли мы – люди рунета – моральное право упустить момент и не принять активное участие в дОхристианизации нашей Родины и вслед – всего мира, оттого  что не брезгуя собственным чистоплюйством и чистоплюйством наших ближних, боимся протянуть ближним слово помощи на понятном всякому нормальному человеку языке – языке грубой метафизической силы.
Будем серьезны, я бы даже сказал – станем серьезны. Дело христианского милосердия требует не фарисейского теоретизирования на базе буквосчитания в епископских писульках, а одномоментного, решительного действования. Что, кстати, и является ценным в практике иезуитов – приложение доброй воли на объект исцеления от заразы, отсечением в себе всевозможных идиотских мудрований и колебаний. В Евангелии не вычитывается, чтобы Христос соображал по всякому поводу и долго выслушивал мнения пугливых фарисеев. Протянул руку и вылечил, сделал. Приложил волю и энергию.
В нас нет такой чистоты, чтобы целить прикосновением. Но значит ли это, что в нас совсем нет никакой воли к действию? И что мы от этого вообще ни на что неспособны, увалявшись в грязи наших тяжких? – Есть, скажем мы не задумываясь, и спросим себя: что делать? Ответ напрашивается сам собою – действовать, только максимально духовно и бесконтактно.
Пока начальство чего-то лопает, уткнувшись в свои тарелки и одновременно неторопясь силится понять, что делать дальше – поспать, или еще чего поесть, надо быстрым, решительным шагом приблизиться, мягко положить пятерню на склоненную голову, и резко опустить мордой об стол. Два раза. При попытке встать, ударить с задней стороны коленок и повторить опускание морды до поверхности стола. Тарелку, кстати, лучше заранее отодвинуть от греха подальше. Ну тут уж как повезет. Итак, пока наш духовный противник пытается сделать правильный вдох-выдох, что бы позвать церберов, надо высунуться из окна и сказать народу, ожидающему распоряжение, что б шли по своим домам и больше не возвращались. Заодно объявить амнистию всем томящимся. И это надо повторять как можно чаще, чтоб все привыкли к мысли, что иногда им разрешается быть свободными. Глядишь, поймут, что это вообще – норма.
Итак – овцы, стоящие в очереди к пастухам,  считаются ничьей рыбой (с).
Цели ясны, задачи поставлены. За работу, товарищи (с).

***

Церковь только тогда станет по настоящему сильной и заметной, когда церковное начальство станет таким, что исключит всякую публичность. Все эти патриярхи, дьяконы, митрополиты, протоиереи занимаются чудовищной десакрализацией, суя свои части тела в телевизор и на обложки гламура. Тем самым опускают книгу – источник знаний – до уровня туалетной бумаги. Кто станет читать Евангелие, если его с утра процитировал митрополит, и разъяснил всё, что он по этому поводу думает.
Как-то раз большой дьякон сказал, что мы проигрываем войну потому, что у нас нет денюх на телевизер. Они и впрямь – проигрывают. Проигрывают, потому что мечтают о полноценном телевизере, по-малу удовлетворяясь всё более участившимися желаниями не их телевизера их показать.
Вот раньше в советском клубе, когда кино крутили… - привозили ленту, где все лишнее было заранее вырезано, оставлены только невинные поцелуи, комментируемые тяжкими вздохами советских женщин, и чуть-чуть, самое начало, момент снятия или надевания чулка, реже - лифчика, после чего как правило из динамика шел треск, щелчки, экран начинал мигать и несколько раз показывать грубо нарисованную букву «х», очередной привычный народу вид которой, сопровождался свистом, гулом и неуверенным требованием «показать всё» (ну а что там – «всё»?).
Настоящее напряжение и поиск возникают в недосказанности, в сокрытии самого главного, того, к чему надо и хочется стремиться. Достаточно взглянуть на мусульманский восток, чтобы понять, что такое – стремление.
В советской стране 70-ых, самой эротичной одеждой был свитер, связанный вручную привычными к работе цепкими пальцами крановщицы или чесальщицы. Одежда, сокрытием удлинявшая и утончавшая шею и запястья, обозначавшая выпуклости ровно настолько, чтобы понять, что грудь находится высоко и не терпит грубого обращения.
Все ходили просто заряженные колоссальной эротической энергией, прямо-таки выпрыгивающей из мужского населения страны в далекие стройки Сибири, в надежде сыскать там «хорошую девочку Лиду», потому, что кино целомудренно показывало только обнаженную до локтя женскую руку, устало (!) свисающую с верхней полки плацкарты дальнобоя «Москва – Владивосток». Если б вместо этого показывали электричку до Подольска, набитую энергичными педиками и трансвеститами, никто бы, уверяю вас, в Подольск не поехал.
Так же и щас. Кому охота идти в Церковь после просмотра в телике сеанса патриаршей службы в Большом Московском Недоразумении.
Тьфу!
При том-то, что по другому каналу совершают другую десакрализацию – кажут порнографию.
Поэтому у нас религиозная импотенция уже становится нормой.

***

Христианская мысль, её целостность, не должна быть зависимой от текста. Если текст утяжеляет, усложняет отношения человека к Богу и ближнему своему, текст должен приниматься в максимально упрощенном понимании, т.е. – отсекающем от текста всю закрученную в аллегории призывность к самоизнасилованию, выискиванием которой любят заниматься умники. Возьмем, казалось бы совершенно понятную Нагорную проповедь. Сравним: удар по щеке и смотрение на женщину с вожделением.

В одном случае звучит довольно явный призыв, в другом констатируется факт: если пялишься на женщину с развратными мыслями, то, тем самым развратничаешь и изменяешь жене. Сказано еще про отсечение руки и вырывание глаза, но тут, кажется, ежу понятно, если пять минут подумать (не 2 тыщи лет), что говорится о том же самом – развратное смотрение равно развратному действию (глаз-рука).

Межтем повылетавшие со всех углов земли тертуллианы прокомментировали этот текст, дряннее некуда, сделав выводы что жениться – низко и отвратительно, так как женитьбе предшествует смотрение, а спокойно на женщину все равно не глянешь. Не знаю, что за развратные мысли лезли им в головы, что они разорались на всю округу, но дело свое они сделали. Короче, самые развратники («из коих первый есмь аз»), устроили нам перспективу смотрения на мужчин (гадость какая), предлагая начать с несмотрения, а не с сердца. То есть – извратили мысль до прямо противоположной, своими - не соображающими дальше того как придумать:  «какэта-так духовно кастрироваться» - мозгами. Что же касается удара по щеке (и примирения с братом тоже) – тут произошла та же метаморфоза. Ершистые от несмотрения на женщин монахи, избивая друх-друха и нас (*а между прочим: смотрение на женщину (без вожделения, канечна) любого нормального мужчину размягчает, или, как говорят алтайцы: «делает мужчину слабым»), приноровились подставлять в случае опасности не щеку, а беззубую идиому: «спасигоспади», после которой считается что долг исполнен и можно бить дальше.

Ну не уроды, а?

***

Сейчас уже вовсе не то время, когда можно рассчитывать на понимание даже меньшинства. В теме – буквально единицы. Задача для единиц, прибавить хотя еще бы по единице. Слепота не оправдание, ибо Христос предупреждал: «если бы вы были слепы, то не имели бы греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас». Не оправдание также фарисейское потыкание: «во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь?». Слепые растаскивают народ по своим ямам, рассчитывая как террористы загородиться беззащитными. Сейчас самым целым в Церкви, как ни странно, остается оболочка. Нельзя к ней подпустить обновленцев и торопливых реформаторов, потому что, вскрыв оболочку, всколыхнется  осадок, и этого никто не выдержит. Вся муть толстым слоем сейчас лежит внизу, и пусть себе лежит, она должна быть игнорируема. Все что есть живое все равно находится на поверхности Это - вера. Ее осталось совсем чуть-чуть. Собственно, совсем капли. «слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» Её уже допивают те, кто на чужой вере стряпает свою карьеру, выдавая-возвращая ее малыми глотками, для поддержания в людях слабого тонуса, оговаривая бездной условностей, огораживая толщей страха, паразитируя на естественном стремлении человека к свету и свободе от греха.

Нельзя не заметить общность, сходство результатов современного духовничества и психоанализа. При некотором отличии методов, ни те, ни другие не освобождают человека от его кошмаров. Потому что ни врач, ни духовник не дают человеку главного – веры. Веры не в то даже, что грех его прощен, хотя в священнической практике чуть не нормой является напомнить, что прощен то – прощен, но грешить ты не перестанешь, так что  - бди. - Не дают веры в то, что мы уже спасены от смерти и адские позывные это - агония умирающего мира. Вера же есть жизнеутверждающий, действенный и действующий акт воли, способный провести, пронести душу, дать ей перешагнуть через все второстепенное, через глубинные страхи, темные, отложенные в душе образы, сомнения и отчаяние. Христос всегда спрашивал веру. Веришь – спасен будешь. И не подвига идти за ним даже требовал Христос от Петра, и молил за него, но веры, что и отступление его – ничто перед Богом, ибо по меркам нынешних фарисеев – все апостолы были предателями: «Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра, и Петр вспомнил слово Господа, как Он сказал ему: прежде нежели пропоет петух, отречешься от Меня трижды. И, выйдя вон, горько заплакал». Апостолы, уверовавшие только вслед женщинам, но верою своею изменившие жизнь миллионов людей, только с верой во Христа Спасителя мира, смогли победить в себе страх и презрение к себе. «О сем радуйтесь, поскорбев теперь немного, если нужно, от различных искушений, дабы испытанная вера ваша оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота, к похвале и чести и славе в явление Иисуса Христа, Которого, не видев, любите, и Которого доселе не видя, но веруя в Него, радуетесь радостью неизреченною и преславною, достигая наконец верою вашею спасения душ.»

Любой человеческий грех, любой клик подсознания, способны вызвать в душе тяготу и ломоту, тоску, образы бездны.

А нет ее – бездны.

Это обман, иллюзия и последняя зацепка сатаны. – Создать себе дом в человеке, поскольку другого своего дома он уже не имеет.

Потому что ад – держава смерти – уже разрушена. Это аксиома Пасхи Христовой.

Никакой грех нас в ад не уносит, потому что нести уже – некуда. Только в себе мы можем создать ад, тьму внешнюю, и как льюисовские слепые гномы, не позволившие себя обмануть, сидеть в тьме, созерцая собственную твердость, боязливость, греховность, растоптавшую свою веру и жизнь.

Нынешняя практика грехоборчества, поставленная поперек, раньше утверждения человека в вере должна быть отвергнута. Кто не может научить вере, тот не может научить бороться с грехами. Настоящее преступление паразитировать на людской вере в чужие особенные молитвенные способности. Цель духовника может быть только одна – дать веру. Если он этого не делает, или оговаривает кучей условностей – такой духовник должен быть игнорируем. Это касается вообще – всех. Игнорироваться должен любой, кто втирает людям совершенно побочные учения – уводящие от главной цели, от спасения. Христос впрямую связывал спасение с верой. Уверуешь – спасен будешь. И в том числе и от тяготы этой временной жизни. И от греха в первую очередь, т.к. только вера убивает грех, делает его бессильным, помогает и обрести себя, открыть свою любовь к миру страдающему.

Должно на практике игнорироваться все, мешающее каждому из нас обрести веру: политиканство, интриги, поиски врагов, союзников, светлых батюшек, добрых матушек, намоленных икон, благодатных старцев… В глубокий игнор дожны посылаться те, кто отбирает свободу и веру, раздавая подвиги неудобоносимые, поблескивая вычитанным пустословием.

Надо искать и находить в Церкви ненасильников. Не важно в каком звании и чине. Из монахов, кстати, таковых все равно больше. Людей по возможности простых и веселых, не блещущих напоказ умом и знанием, не корчащих из себя молитвенников, строгих только к себе…

Таковых сейчас, повторюсь, единицы. Доктринально ж надо освободиться от новонесторианской ереси.  Этот вопрос также – далеко не второстепенный. Охочих обосновать порабощение человека – много. Привязать его к мнимой, дающей только отрицательный результат борьбе…

***

Проблемка еще та.

Откуда в Церкви все эти поясочки «живый в помощи» и пр. дребедень? Сейчас все растолкую.

Начнем с главного как всегда – с женщин.

Женщины обычно задают вопросы, ответ на которые подразумевается один и общий и сразу. Чтоб все было понятно с первого разу. Поскольку на сто с лишним вопросов дать тотчас один ответ просто технически невозможно, терпеливый мужчина отвечает на все вопросы по очереди¸ выбирая цепочку рассуждения исходя из собственных возможностей. Труд, надо сказать, не из легких. Требуются порой годы, чтобы научить женщину качественному мышлению. Но и результат часто восхитителен.

Отношение духовенства к женщинам очень хорошо выражено в известном церковном типа анекдоте, где молодая девица задает батюшке вопрос о Троице, на что убеленный сединами восклицает: «замуж, дура, срочно». Понятно даже из этого краткого анекдота, что старец сам дурак, только не признается, загораживаясь порывом праведного беспокойства.

Так вот… Мужчина не может дать один ответ на сто вопросов, потому что мужское мышление не работает на синтез. Ум аналитика рассмотрит сотни вариантов ответов на один вопрос и выберет один. На один вопрос – один ответ. На сто вопросов – сто ответов. На каждый по одному.

Так вот, говорю, что результат работы с женщиной бывает восхитителен, что, набрав сумму, женщина лучше мужчины организует синтез.

Синтезировать мужчина может только поэтически, женщина же синтезирует удивительно легко, приносит красное яйцо императору: «Христос Воскресе». Никакой поэзии, все наглядно. Император, правда, все равно тупит, но это уже не так важно, а важно то, что женщина собирает и переносит это зерно веры, полученное из сотни разрозненных, но, повторюсь, верных ответов. Она способна их находить быстрее и лучше, качественней.

А что у нас на практике происходит? Мужчине некогда, допустим, он мир отмаливает, или храм зачем-то восстанавливает, и на каверзные женские вопросы ему отвечать вовсе недосуг, тем паче и невозможно за один раз. Тогда хитрый мужичонка, пусть это даже будет священник, делает ход конем: вот те правило – сто поклонов с Иисусовой и «живым в помощи». Получив такую благодать, женщина сразу почувствует себя лучше. Мало того, она будет уверять, что жизнь ее кардинально изменилась, что ей «помогает»… И зубы перестают болеть, и критические дни не беспокоят, и дети вдруг сразу сделались послушны. Правда, по некоторым вопросам «возникают сильные искушения», но это как правило связано с бездуховностью мужа. Вот…  А если ее еще пару раз в монастырь сослать на подзарядку и для усиления правила, то, если ее там духовно не изнасилуют, то есть не изменят «правило» кардинально, а чуток только подкинут дровишек в костер веры (добавят ко входящему уже в обязанность элемент образовательный – прочитать что-нибудь из духовной брани), то можно добиться в результате и неостановимого восторга. Что мы, в общем-то, часто и наблюдаем. Не больно какой секрет скажу, что женщины и являются в Церкви основными носителями веры, как волевого акта. Но переносят они эту веру в том виде, в котором получили. Если женщина подцепила горстку суеверий, то и будет их распространять. Если сразу повезло с учителями и образованием и священником, то женщине цены нет в деле распространения веры вокруг себя.

Мужчины однозначно пожинают плоды своей интеллектуальной лени. Легче человека пугнуть, чем разъяснить. Но если мужчина обычно и впрямь испугается и даже запаникует, уйдет в себя и станет излучать тревогу, или плюнет и отойдет, то женщина с энтузиазмом привнесет в этот испуг все свое творческое обаяние и будет пугать других со светящимися от радости глазами, пока тихо не свихнется. Мужчина от испуга превратится в самого себя – в зануду, женщина будет трогательно хлопать глазками и художественно рассказывать ужасы, вставляя в них время-от-времени силу положительной стороны своей веры: «поверьте (!) мне (моему опыту), я нигде не чувствую себя лучше, чем в Почаеве (Дивееве)». Очень действует… Кто не хочет чувствовать себя лучше….

Женщину, однако, легче переучивать, если только она не перешла еще в ранг равноапостольной или хранительницы церковного очага. Мужчина хоть сто раз согласится, но все равно как пес еще долго будет возвращаться в свою блевотину.

Женщина любознательна, чутка и всегда готова сотворить новый синтез, поэтому мужчинам надо быть осторожными в вопросах веры и не болтать пустое. Публикуя вслух свои мысли, понимать, что мысль может быть парадоксальной, но не может быть противоречивой. Ни в самой себе, ни с любой отдельно, наугад взятой мыслью. Последовательность привлекательна.

Мужчина должен помнить, что он – ничто. В лучшем случае по его смерти с ним сотворят какую-нибудь глупость и пакость – поставят памятник или канонизируют. В худшем – уговорят стать епископом и издадут в избранной серии замечательных. Женщины, отдаленные от этой петушачей шелухи, правят верой, это должны понять глупые мужчины, чтобы реализовывать свои интеллектуальные усилия и не получить в итоге шлейф поклонниц, пример чему подают монахи. Нет ничего сильнее последовательности. Монахи из оголтелых давно этим пользуются. Противопоставить дурной последовательной  идеологии можно только отчетливый, понятный смысловой ряд. Его надобно выстроить и положить на видном месте.

Тогда женщины сами все сделают… А мы будем только лежать на диване, почитывая что-нибудь не тяжелое, глотать из банки прохладу, и поторапливать с приготовлением ужина.

***

Да, только это не игра, конечно. По настоящему в мире, называющем себя "православным", может быть гораздо страшнее. Активировать всерьез и надолго себя на выполнение даже малой задачи - очень трудно, почти нереально. Надо быть готовым, что терять будешь всегда. Не сегодня, так завтра...
Не знаю, обращал ли кто внимание, думал ли,  что апостолы были призваны в общем-то - дважды. Три с половиной года они двигались за Христом, чтобы  услышать нечто потрясающее - несколько всего раз. Да и записали все почти одно и тоже. Всех записанных историй о Христе - на месяц делов - не больше. Все 42 месяца - скорее всего довольно обычные дни, с тоской по дому, по близким своим, по притёртому быту...  Бродили  из деревни в деревню. Подрабатывали по мелочи. Милостыню собрали - милостыню раздали. Наверняка учились и обычной книжности. Писания разбирали. Иоанн говорит - любимый ученик был. Ну наверное не любимый в смысле как любимец, а в Писании соображал. Легко усваивал. Учение давалось прилежанием. Всем может уже надоело, а Иоанн сидит в тени - головой об чинар стукается, пока мысль не вызреет. Голова такой сундук, что там много перетрясти надо барахла, чтоб нужное сложилось в одно простое и ясное. Приставал к Учителю, когда Он уже спать лег. Оно так всегда бывает. Днем много не надумаешь - шумно и жарко. А ночью самые мысли и роятся. Да, так вот три с половиной года  сурового быта и вдруг, на праздник - Учитель говорит : покидаю вас. - Всё...
Что - "всё", почему...
Наконец - Гефсимания, казнь, пещера...
Субботу прождали, утром проверили - что-то случилось.
Непонятное случилось. Иоанн поверил первым, не видя еще...
Явился Христос, поговорил немного, дунул на всех Дух Свят, кроме Фомы, послал на проповедь, велел грехи разрешать - и опять пропал... Через неделю еще раз, Фому испытать на предмет веры.. Потом все уже домой ушли в Галилею родную. Всё как-то утихомирилось. Непонятно что делать - пошли рыбу ловить. Третий раз пришел. Последним Петра о вере спрашивал. Пока все не уверовали - каждый немного по своему...
Короче - передышка в Пятидесятницу вышла. Вроде всех призывают, а никто еще никуда не идет. - Стимула нет. Да и устали все. Чего говорить-то людям? О чём?
Ну а потом как началось - мало никому не показалось. А почему? Отчего такая долгая подготовка? - да пока все не уверовали. Пока всё в головах и в сердце не срослось в одно целое - миссия невыполнима. Потому что Духа давать без веры в Воскресение - только чудотворцев множить...
Так вот,  миссия - продолжительная вещь и кончается всегда плохо. Все равно в итоге камни полетят. Откуда даже не ожидаешь. Как ни странно, объяснить сейчас людям что Христос Воскрес - задача посложнее чем рассказать про какого-нибудь старца, что от него свет неземной прет. Про старца поверят быстрей, про Христа скажут, что - да, знаем, читали, но Христос нам только путь указал, а старец, светясь неземным взгядом этот путь на наших глазах прям щас реализует. А  скажи что-нибуть не так про старца - сразу камнем в лоб. Ну не камнем, а словом поначалу. Ну а там, глядишь, и камнем...
Короче, миссионеры, не унываем. Работы впереди много, всё запущено до безобразия.

***

Люди собраны не во имя «точного исповедания веры», а во Имя Христа. «Мы православные» должно обозначать, что наша вера в Бога свободна от всех излишков.

Чиста, проста, откровенна.

«они ради имени Его пошли, не взяв ничего от язычников»

«Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и служением Ангелов, вторгаясь в то, чего не видел, безрассудно надмеваясь плотским своим умом  ….  если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений: "не прикасайся", "не вкушай", "не дотрагивайся»

«смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской»

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете. …….. что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас»

Разве мы сейчас не тащим на себе целый воз языческого и фарисейского? Наша вера протискивается через толщу барьеров из других «вер». Веры в присутствия в нас и только в нас всей полноты благодати, веры в необходимости жить по послушанию, отдавая свою волю, а по-  сути веру не пойми кому и с какой неясной целью и перспективой, веры в силу круглосуточной монашьей молитвы за мир, веры в благодатность Таинств, совершаемых только правильно рукоположенным коммерсантом в окружении своих рабов, веры в то, что прежде чем научиться «по настоящему верить» и любить, надо сперва быть «верном в малом», где «малое» это бездна изощреннейших, изнуряющих мелочей, любой произвольный набор которых зависит от передающих, распространяющих – заражающих этой «верой» - бабушек, священников, епископов.

Сам я знаю немало людей, имеющих веру в Бога, веру в Христа, спасшего мир, понятия не имеющих о догматах-канонах, живущих вполне по совести и согласно заповедям, и ни одной ногой не переступающих порог Церкви.

Потому что внутренне чувствуют, что воцерковление добавит в жизнь массу нелепых сложностей, не обогатит жизнь, а измельчит ее до безумной, почти монашеской распорядоченности, добавит пухлой, неестественной, механичной  дисциплинарности, надрывности от невозможности все это реально исполнять, наблюдаемой у воцерковленных близких и знакомых.

Таким людям и добавить к их вере нечего, кроме Евхаристии. Но она – запатентована примазавшимися к Церкви законниками и язычниками.

Итак, ближайшая цель миссии – выгнать из Храма продающих Тело и Кровь, преподающих Дары в обмен на человеческую свободу, в обмен на то, что в нагрузку выдается пучок фарисейской мудрости, политики  и суеверий.

Метод миссии прежний: разговор со всяким, готовым слушать, просвещение духовенства, игнор после 2-3 вразумлений безнадежных. Способ – бесконтактный, стряхивание праха с подошв произходит нажатием кнопки delete. В интернете Церковь пока свободна от их прещений и пугалок. Повторюсь, это – шанс.