От того, что Церковь ныне заражена несторианством, вовсе
не следует, что это – самая большая беда. Беда в том, что критика несторианства
ведется стороной не заинтересованной. Это просто обычное развлечение– закидать
несториев цитатами и получить в ответ цитаты же. Из святых, конечно, отцев.
Ересь несторианства ныне живуча не в теоретизированиях, а в практике
самоопределения монашества, как касты учителЕй. Скопцы по определению Господню
могут быть: 1) от чрева матери, 2) от человеков, 3) сами себя сделали для
Царствия....
Так вот - у нас все в основном - от человеков, косящих под - сами себя... А от
человеков - со всей еретической человеческой закваской. И учительской и
практической.
Розанов отчасти правильно разглядел христианство, как монопольно-монашескую
религию. Это совершенно вырисовываеся из навязывания монашеством мирянам
всякого рода «борений». Да и само слово – «миряне» - оно какое-то монашеское.
Презрительное. Откуда оно взялось, интересно? Неевангеличное слово.
Монашеское любимое это: «Евр 2;18 Ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то
может и искушаемым помочь». И у меня такое впечатление складывается, что
монахи свои борения приравнивают к Гефсимании. В то время, как в Писании речь
идет о победе над смертью и преодолении страха смерти: «Евр. 2; 14 А как
дети причастны плоти и крови, то и Он также воспринял оные, дабы смертью лишить
силы имеющего державу смерти, то есть диавола, 15 и избавить тех, которые от
страха смерти через всю жизнь были подвержены рабству. 16 Ибо не Ангелов
восприемлет Он, но восприемлет семя Авраамово. 17 Посему Он должен был во всем
уподобиться братиям, чтобы быть милостивым и верным первосвященником пред
Богом, для умилостивления за грехи народа. 18 Ибо, как Сам Он претерпел, быв
искушен, то может и искушаемым помочь.» Мы получаем обычный несторианский
перевертыш. Речь идет вообще о другом: «не Ангелов восприемлет Он».
Ангельский чин будто этого не замечает. Навязав, не справляясь самостоятельно,
«мирянам» разного рода «борения», вместе с бдениями, каста получила весьма
нешуточную власть, заразив «неосуждением» себя мирян до привычки мотаться по
монастырям в поисках доп. благодати. Отвлекая, те самым, от основного –
приготовления себя к небоязни смерти. Навязанные круглогодичные посты
«воздержания», ладно бы от еды – от супружеских объятий, сделали «мирян» лицами
затравленными грехами «тайноядения» и «сластолюбия», что в общем-то совершенно
лишено всякого смысла. Вот этот несторианский оттенок приравнивания борьбы со
своими похотями к Гефсимании, совершенно логично перенесен в духовническую
практику. «Бремена неудобоносимые» - не только для женатиков, но и для не
женатых еще и незамужних еще, превратили немонахов в пациентов, которым
от поноса прописывают клизму. Человек научается не смиряться со своей
падшестью, волокая ее на себе, а бояться падшести, что полностью противоречит
тому, что Господь победил смерть, и что - смерть, и жало ее, не отлучают
человека от Бога. Не в том ужас, что человек осквернился, а в том, что
осквернение его испугало до смерти. А ведь об этом речь Апостола: 2 Кор 12; «7
И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть,
ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. 8 Трижды молил я Господа
о том, чтобы удалил его от меня. 9 Но [Господь] сказал мне: "довольно для
тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи". И потому я
гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила
Христова. 10 Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях,
в притеснениях за Христа, ибо, когда я немощен, тогда силен.» …
При чем тут, спросим, несторианство? – Да вот в этом – несмирении пред
немощами, при непременном желании искать выхода в сомнительных аскетических
практиках. В недетском отношению к смерти как наказанию, а не ужасу.
Цели-то достигают путями обходными, неудобоносимыми.………
***
Журнал «Мгарский колокол».
Интервью. Проф.Осипов :
«Первые люди совершили грех и
стали смертными, и их потомки стали смертными. Мы не виновны, но очень жаль,
что смертны. Мы стали подвержены всем болезням, всем воздействиям окружающей
среды. Возникла потребность в сне, пище, одежде, тепле. До грехопадения все это
было не нужно. Вот это в Библии и называется «кожей», как сказано: «И сделал
Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их» (Быт. 3, 21). Вот что
есть первородный грех — повреждение. Человек стал смертным, тленным, уязвимым.
Под первородным грехом разумеется наша смертность, тленность……. В Писании все это названо
«кожаными ризами» (Быт. 3, 21), то есть «кожаными одеждами», в которые Господь облек согрешившего человека - смертность, тленность, страстность».
Итак, первородный грех, это тот
грех, который не является грехом, в котором виновен каждый человек, никто в нем
не виноват, кроме Адама и Евы конечно, но это не очень утешительно. От того,
что человек предположим родился горбатым или слепым и невиновен, это его не
очень обрадует, он все-таки предпочел бы быть здоровым и зрячим. Так вот и то
что мы находимся в том состоянии когда ум говорит
нужно поступить вот так, а сердце влечет к совершенно противоположному, а тело
вообще не хочет считаться ни с умом, ни с сердцем, то от этого радости никакой
нет, и от этого человек весь раздроблен.»
Догматическое несторианство и
практическое - оно-же, внедрились в Православную Церковь наверное не сразу.
Трудно указать точку в истории Церкви, с которой можно было б говорить о начале
несторианской эпохи. Однако переносчика этой заразы назвать, пожалуй, можно
вполне. Монашество, конечно. И не все монашество, конечно. А вот то, которое
так не любил Розанов. Не монашество лиц (Серафим, Феофан, Силуан), а монашество
монастырей. Монастырь, как инкубатор монашеской идеи, дал «миру» безлюбовное
отношение к любви.
Что такое любовь Бога к человеку?
Христа - к человеку?
Это – Гефсимания.
Христос, не имевший в Себе заразы греха, испытывал
непрестанное любовное напряжение, падшему человеку не ведомое. Краешком ведомое
лишь в детстве и ранней юности, когда любовь вспыхивает еще пока быстрее
похоти. Захватывающая все влюбленность, но не без похотиобразующей дьяволькой
сласти. …«Песня Песней».
Человеческая, конечно, любовь.
И вот в этом ребячье-любовном
состоянии, осознании Себя Человеком, Тварью любящей, прожив тридцать с лишком
лет в окружении безлюбовного мира, получаемый бесконечные тычки,
обвинения, угрозы, Господь подошел к той точке, когда Ему предстояло умереть.
Это как первая жуткая детская мысль
о смерти. Невозможно поверить. Ночами ворочаться можно от этого ужаса, не веря
этой мысли. –Этого не может быть! Я – живу, испытывая чудовищную
несправедливость этого мира, но – живу!, любя саму эту жизнь.
Это – Гефсимания.….
А несторианство предпочитает видеть
Христа по старчески. «Раздробленность», дескать, Христос борол…
Это – похотеборение.
Нынешняя несторианская профессура
лишь озвучивает плотно сложившуюся монашескую практику. Христос – борется,
борется и борется… Со Своей поврежденной человеческой природой. И монахи
этим за Ним следуют, следуют и следуют.. И нас, убогих научают.
Старческому такому отношению к жизни. Усталому такому отношению к смерти. …
По Осипову – Господь Сам и дал и
людям и Себе первородный грех (см. выше). «Кожаные одежды». Господь борол
в Себе этот грех, «раздробленность»…- так говорит профессор.
***
Христос научал людей детскости. Мф.
18;« 1 В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в
Царстве Небесном? 2 Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них 3 и сказал:
истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете
в Царство Небесное; 4 итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в
Царстве Небесном» .
«Обратитесь», «умалитесь». Это -
призыв оставить свои старческие рефлексы. Прислушиваясь к тому, что говорят
монахи о Христе, вырисовывается личность уставшая, но духовно твердая.
Закаленная в боях. Прям как монах глаголящий правду-матку. Образ такой
тревожный, неприступный.
Глубокая неправда того, чтобы видеть
во Христе нравственный пример для подражания, прописанная в катехизисах,
проистекает из того, что Христа приходится представлять нравственно взрослым,
зрелым. Брать пример нравственности с детей – катехизаторы не учат. Между тем ,
нравственно Христос был сущим младенцем. Нрав Его был – дитячий. И все
радикализмы, Им произносимые, пугавшие и апостолов и всех слушателей объяснимы
не выражением человеческого взрослого опыта, или книжной премудрости, а
непременной непосредственностью, не обдумыванием - каждого произнесенного
слова. Это – природная чистота, не нуждающаяся в анализе ситуации. Единственно
верное человеческое решение – не плод аналитического мышления. Единственно
верное, а потому – истинное слово, не результат полученного знания, а само -
знание. И оно человеческое – это знание. Только оно не раздвоено, не
раздроблено…
Несторианская логика, применяемая на
практике в монастырях, очень примитивна, и самым тем принимаема безоговорочно.
– Человек всяк лож и насквозь грешен, сам он со своей мразью не справится
никак, посему надобно отсечь от себя все хотения и следовать руководству
духовника. Степень поражения человеческой природы не рассматривается, не
теоретизируется. Что там в человеке делает его таким мерзким – это
вопросы к теоретикам. Ясно что – грех. Цель – побороть грех и достичь благодати.
В чем заключается благодать - не объясняется. Просто - благодать.
Какая-то...
Нынешние духовники, как люди старые
(даже называют себя старцами), сразу начинают выхолащивать всякую детскость из
новоначальных. Перенаправляют их волю на заботу о том, как побыстрее
состарится, стать – «совершенными», т.е. – отборовшись по полной программе,
отбить у себя всякий вкус к жизни (называют «миром»). И приготовление к смерти
видят исключительно как недопущения до себя, до самого часа смертного –
«блудных помыслов». Экзистенция какая то странная… при часто транслируемых
намеряниях - донести свой крест до конца.
В то время как серьезная монашеская
практика всегда делала упор на непосредственное восприятие мира, на преодоление
старческого уныния, предсмертного детского ужаса и отчаяния, блуд в душе
рассматривая как преграду возвращения в естественное состояние, в детскость. «итак,
кто желает придти в естественное свое состояние, тот пусть отсекает все
пожелания свои плотские, что б поставить себя в состояние по естеству ума. Есть
в нас по естеству вожделение, - и без сего вожделения к Богу нет и любви. Но
враг изменил его (вожделение по естеству) в срамное похотение, что б
похотствовать всякой нечистоты.» _(авва Исайя). Т.е. борьба с грехом не
цель, а средство умаления, обращения в детскость.
Практическое же несторьянство под
«изменением себя» видит окончательное состаривание. Старческая религия.
Отбороть в себе всякий интерес к жизни. Побороть свою «смертность» - как они
понимают весь набор падшести человеческого естества. Дойти до усталости от этой
жизни, переборов все виды "искушений", мешающие
"преображению". "Гефсимания" падшего человека. -
Преобразиться можно. Но пройдя все искушения, что там под этим словом ни
понимай - есть ли, пить ли, наорать на кого, или в блуд удариться. Такому,
дескать, "учил" Христос. Понятно, что при таком раскладе, можно дойти
только до усталости. Вплоть до уныния. Но и его до кучи "добороть".
Если при каждом-то запахе жареного мяса впадать в уныние от своей "тленности"....
А потом ощутить радость, что мяса уже совсем не хочется.... Странная религия,
странная....
***
«Там
где кончается пустыня – начинается рынок» (с)
1
Кор. 4; «11 Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся,
12 и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят
нас, мы терпим; 13 хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, [как] прах,
всеми [попираемый] доныне. 14 Не к постыжению вашему пишу сие, но
вразумляю вас, как возлюбленных детей моих. 15 Ибо, хотя у вас тысячи
наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе
благовествованием. 16 Посему умоляю вас: подражайте мне, как я Христу.»
Совсем
странно, что христианство, склонившись в сторону монашества, возделало одну из
духовных практик до господствующей. Превратив монашество в образец религии...
Уход
подальше от мирских и церковных дрязг (раннее монашество) и целеустремленное
устраивание и провоцирование всех этих же дрязг (развитое монашество) –
совершенно между собой разнятся. Апостольский призыв подражать Христу в деле
собирания новых детей Божиих, терпя голод, хулу, побои никак не вяжется с
паучьей практикой поджидания паломников с целью втюхнуть им очередную
банальность. Да и пустыни-печоры нынешние монастырские дворы не напоминают
нисколько.
Монашество
зарождалось в немощи, и тем только и было силой. Уход от своих кошмаров и
соблазнов мира в пустыню подчеркивал уникальность духовного скопчества.
.. бессилие свое свидетельствовать о Господе до тех пор, пока в себе еще не
разобрался. .. Эта глубокая честность раннего монашества сейчас обернута в
мерзейшую ложь.
Ложь
сквозит повсюду. Ложь меняет людей, делая их монстрами – производителями этой
лжи. Сколько случалось слышать- читать, да и самому убеждаться
глядя на того или иного старого знакомого, «воцерковленного» по всем
правилам господствующей лжи – страшно, больно , но этот человек был
другим… Что с ним стало? Веселый, жизнерадостный человек вдруг погружается в
темнейшую безлюбовность. Становится подозрительным и озлобленным… И как
правило – достаточно побывать у «старца». Сколько ни встречал изуродованных
людей и причины изменения у всех поголовно - либо «старец», либо деньги.
Как близнецы братья. Одинаковое высасывание любви.
***
Несторианское
богословие начинается тогда, когда человек мыслит по-стариковски. В каком-то
смысле - как Паниковский: «какие же они по Вашему?». Сомнения не то что
удалены, вера не то что появилась, но сомнения и вера вышли из конфликта
сугубой приземленностью вопроса: «А
вопрос-то в высшей степени серьезный. Действительно если он принял эту природу
неповрежденной, что же Он тогда вообще сделал-то?»
(Осипов). Ну, действительно… что такого
сделал Христос для старика Осипова, что б ему спастись? С неповрежденной
природой Осипов и сам бы спасся. Но вот наделал в детстве грехов, оттого, что
Адам и Ева слопали без разрешения еду, но был в неразумии детском. Не понимал.
А теперь уж поздно понимать. Надо спасаться :
«Как мы уже говорили, эта удобопреклонность ко греху во многом
обусловлена во-первых: зачатием, рождением, атмосферой жизни родителей и
атмосферой жизни семьи, в которой живёт человек – она очень существенно зависит
от этого. Если в Святой атмосфере воспитывается человек – развиваются
соответствующие посылки, в преступной – другие. То есть, вот эта
удобопреклонность необязательно реализуется во всех случаях, а если даже и
реализуется, то в разной степени: в Святых семьях – одна степень, в преступных
– другая……..Так что, ещё раз обращаю ваше внимание, удобопреклонность ко греху
это не есть то, что неминуемо обуславливает грех человека, иначе, если бы эта удобопреклонность
была неотвратимой, неуклонной, то не виновен бы был человек в своих грехах –
нет, нет….»
Старик мыслит о своем дискомфорте во
грехе и понимает только то, что он «наделал делов». Его мысль начинает
перескакивать: «Что такое первородный грех... Это
повреждение нашей человеческой природы, искажение свойств, наше доброе по своей
природе свойство, оказались глубоко искаженными, гнев на зло превратился в гнев
на человека. Зависть, т.е. как стремление к святыни, зависть как доброе чувство
стремления к идеалу, превратилось в злое чувство по отношению к тому у кого
лучше чем у меня. Вот это искажение наших добрых свойств, затем расщепление
единого человеческого существа на противоборствующее друг другу ум, сердце как
орган чувств и тело, (щука, рак и лебедь) привело человека и человечество к
тому состоянию, о котором мы все ахаем, охаем и вздыхаем и кричим, как бы нам
получше устроить, чтоб человечество жило лучше.»
Но
вот Христос, родившийся в условиях, приближенных к идеальным:
«Мы видим, в какой степени была реализована эта
удобопреклонность ко греху у Пресвятой Девы Марии, мы говорим: Честнейшая
Херувим и Славнейшая без сравнения Серафим. То есть удобопреклонность была, но
она оказалась нереализованной вот в той мере и степени, которую мы обычно
наблюдаем в человеческой истории», борется с
первородным грехом, исправляя Свою, то есть – нашу природу. Значит и мы должны
делать тоже самое. На простой вопрос: «а как же?» получен простой ответ: «а вот
так».
Старик спасен, оставшись стариком. И
все благодаря Христу. Сомненья улетучились, путь ясен, Богочеловек был первым
монахом. Ну не принимал пострига, конечно, что и старику во вред,
но аскетом был по мере Своего происхождения. У хороших родителей и аскеты
хорошие. У плохих родителей аскеты будут трудиться больше. Такова
реальность: «Яблочко от яблоньки
недалеко падает – это закон существования человеческой природы в нашем тварном
мире, а не "наказание" или "месть" Бога….
..... в Святых семьях – одна степень, в преступных –
другая»
«А
вопрос-то в высшей степени серьезный. Действительно если он принял эту природу
неповрежденной, что же Он тогда вообще сделал-то?» - можно ли представить себе такой вопрос, прозвучавшим из
уст кого-то из святых? Вот в такой постановке? : «в
чем же тогда заключалась жертва Христова, если природа свята, чиста и непорочна
абсолютно и не повреждена, что же тогда совершилось, что сделано? Исцелять
нечего, потому что природа святая, непорочная, что же тогда остается?»
Да, действительно. Что делать старикам? Как быть? Обо
что клюку свою опереть? Становиться ребенком слишком трудно. Это ж надо
по крайней мере восторгаться жизнью, любить девчонок, сердиться на придурков…
Ох, опасно, ох – страсти все это. … страсти-то какие вы говорите,
сударь мой… страсти- мордасти…
***
Тот же вопрос - о номинальности нашего православия.
Можно конечно очень усердно внушать всем, что, дескать, ересь еще надо
доказать. - Ну «доказать» это вопрос не столько времени, сколько желания. Если
большинство богословствующих соглашается с ересью, тем самым ересь исповедуя,
то станет ли это большинство вообще поднимать вопрос о ереси, тем паче, что
большинство это владеет и умами и остатками иных некоторых ресурсов… - Доказать
не вопрос уже теории. Бодрая мысль что теория от практики не зависит,
главное - спасаться, т.е. иметь практику эту «спасительную» целью жизни,
встроена в сами «основы» нашей «православной культуры». Молиться,
поститься и, как все хорошо знают, слушать... кого-то поставленного для этого.
Ну и, слушая – слушаться. То что практика эта насквозь пропитана безлюбовными
предпосылками, перечислим их еще раз – монахообразность всей земной жизни
Христа и, следовательно, болезненная напряженность Его человеческой природы, не
откликающейся на «страсти», благодаря непрестанной поддержки Божества, а,
значит и следование за Христом не как за Непорочным Агнцем, ведомым на
заклание, а как за совершенно другим – нежертвенным символом грехоотпускания,
выгоняемым в пустыню со страстями человеческими…. В сущности современное
монашество утвердилось в некую человеческую религию с элементами
христианства. Ее псевдо-эзотеричность создает образ неотмирности и космичности,
в самом деле – довольно призрачный, потому как любое приближение к реалиям
монашества выявляет скорее брошюрность (язык не поворачивается сказать –
«книжность») всей этой мистики. Недетскость делает ее безлюбовной.
Нежертвенный, то есть – формальный уход «в пустыню» с возом грехов и своих и
чужих (во заботливость-то…), делает всю эту религию культовым
исправлением. Борьба же с двумя тягчайшими – злобой и блудом легализует
практику очень надежно. Поставление же самой борьбы поперед веры и надежды и
любви, коим и следует научать, передавая своим опытом всю их силу,
подтверждается выращиванием школы «борцов», такой школы где еще и важна преемственность
старчества и духовничества, дабы Церковь могла видеть и оценить духовников как
носителей «христианского духа». Не монашеского, а именно - духа самого
христианства… Учителей веры и любви христианской – много ль мы видим вокруг
себя? Тех, кто верой своей заражает людей, делая их маловосприимчивыми на
грех…. Тех, чья вера заставляет людей каяться в своих грехах не формальной
исповедью, а подлинным изменением себя до образа отца и Отца, учителя и
Учителя? Ежели такой человек и появляется – быстро становится объектом
обвинения в протестантизме или католицизме, или – чего угодно, что померещится законникам
и хранителям… Воистину людей таких сейчас – крохи земные…. И именно таких людей
надо молить у Господа, что б посылал их для размягчения черствейших сердец
наших…
***
Привыкнув к тому мнению, что отцы
все уже за нас давно решили, разжевали, а нам остается лишь принять и
проглотить, верующие отказывают себе в сохранении иммунной системы, забывая что
в основе ереси – будь она отвергнута и обозначена – лежит не голая мысль, а
руководство к действию.
Ересь это прежде всего – практика,
имеющая разногласие с Евангелием. Это накопленная сумма отклонений, готовая
всегда быть проговоренной.
Современное монашество стало
изменником Благой Вести, изменив прежде девству. Потому как подлинное девство
это синоним детства. Нет на земле души, девственнее души ребенка. Стать
как дети – призыв Христа. И не было на земле бОльшего девственника-ребенка,
нежели Сам Господь. Ибо даже аскет Креститель – меньший в Царствии Божием…
Монашество душевно состарилось,
заползши в стареющий мир, и заговорило языком мира… Языком безнадежной, унылой
старости. Не той просветленной старости, которая встречается часто и в
безверующих людях, а старости ворчливой и безлюбовной…
Монашество вышло в мир, избрав
примитивный метод воздействия, объявив миру, что он – мир – дурная материя. …
Любимое лакомство мира сего - услышать что мир Божий - дурная материя.
Остальное не важно. Не важно даже, что монахи говорят, что его (её) – мир (дурную
материю) надо бороть. Главное сказано. Высказано. Типа «выстрадано». Мир сей
легализовал монашество ради «правильной» мысли. Мир сей так долго любил
монашество и его учеников, что когда тому надоело потешаться, ученики и
монашество даже не поняли, почему «Боже, царя храни» больше не срабатывает. И
прям так настырно настаивают на возврат «к истокам».
***
"И будет препоясанием чресл Его правда,
и препоясанием бедр Его - истина. Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и
барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут
вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и
детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец
будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не
будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена
ведением Господа, как воды наполняют море." Ис 11; 6-8.
"истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в
Царство Небесное" Мф. 18; 2
вот интересно. Максим Исповедник, любивший комментировать Писание, нигде не
оставил комметария на уподобление "бОльших Царствия" - детям.
Полный игнор - Мф. 11; 16, Мф. 18; 2-5, Мр. 10; 15, Лк 7; 32, Лк.
9; 47-48, Лк. 18; 17....
А ведь все тексты повествуют о спасении, о вхождение в Царство.
Зато - вот какие странные мысли:
"Усыновление
дает [людям Сын Божий], даровав им сверхъестественное и благодатное через Духа
Святого рождение свыше. Сохранение и соблюдение усыновления в Боге зависит от
свободной воли возрождаемых: они своим искренним внутренним расположением
принимают дарованную по благодати красоту, а истощанием страстей усвояют
Божество настолько, насколько Слово Божие, по Домостроительству нашего
спасения, волею умалило Себя в Своей чистой славе, став истинным Человеком."
"Природу
же [человеческую] в ее первоначальном виде [воплощенное Слово] восстанавливает
не только тем, что, став Человеком, Оно сохранило волю свободной
от страстей и несклонной к бунту, не поколебавшейся в своей естественной
основе против самих распинателей, а наоборот, избравшей вместо жизни смерть за
них. Из этого человеколюбивого расположения Страждущего [к распинателям] и
видно, что Он добровольно пострадал."
Как понимать это - "усвояют Божество"? Причем именно - в обратном
порядке. Монахи, четки перебирая, начнут объяснять, что речь идет о
благодати.... Ну а тогда почему благодать дается не даром, а
только истощанием страстей? Доведением себя до Христоподобия? (см.
выше)
Вот и речь о том, что богословие наше опирается на доктрину платоническую, а в
радикальном изложении - на богумильскую разновидность манихейства.
|
